.

Оглавление

Назад

Вперёд

 .

16. Памирский марафон, легко ли нам было?

Справа под ледосбросом ребро, по которому мы проложили новый маршрут на пик Революции с ледн.Федченко (1990)

Мне приходилось неоднократно выслушивать оценки высокого мужества и героизма, проявленные нашей командой. А между тем, никакого героизма не было. Маршрут нам дался сравнительно легко, по крайней мере, легче, чем заалайский поход 1997г. По словам Вячеслава Львова, “мы просто жили и жили в горах, вот и весь поход”. Более того, жить было приятно, и я очень доволен тем, что мне удалось реализовать концепцию “физиологически приятной шестёрки”, конкурентоспособной на Чемпионате России. Я каждый год выезжаю в походы высших категорий сложности, чтобы отдохнуть от Москвы и набраться сил, и очень не люблю дискомфортных состояний, неизбежных при прохождении “технических троек-Б”. Я глубоко убеждён, что технически сложные “тройки-Б” вредны для здоровья. На них можно потерять палец или получить глыбой по голове. Профессор МАИ, интеллектуал и к.м.с. по альпинизму Георгий Степанянц сказал мне (наверное, в 1989 году): “Андрей, никогда не ходи сложные перевалы. Они всегда опаснее вершин”. Я помню каждое слово своих учителей. Этим и объясняется набор перевалов в Памирском марафоне: и Лонжерон и Раздельный – это снежно ледовые “тройки-Б” ниже средней трудности, характерной для перевалов этого класса.

Из сказанного вовсе не следует, что Памирский марафон-99 это сплошное надувательство. Кроме Лонжерона и Раздельного имеется чудовищная протяжённость – 470 км под ногами или 370 км без учёта повторно пройденного пути. И ещё имеются два восхождения на “семитысячники” – пики Революции (6974) и Ленина (7134), разнесённые на 170 км!

Для решения этой грандиозной задачи у нас имелись следующие ресурсы: физическая подготовка, опыт, правильное планирование серий из дневных переходов и правильное планирование питания.

Физическая подготовка – это самое простое и самое недостаточное. И всё же следует отметить, что уже три года группа регулярно по два раза в неделю проводит кроссы в парке, и что костяк группы состоит из лыжников - перворазрядников.

Гораздо большего стоит опыт. Для меня это было руководство восьмым походом 5-6 к.с. Для группы это был третий сложный памирский поход. Однажды мне уже пришлось пройти нечто, отдалённо приближающееся к Памирскому марафону. В 1992 году сразу после блестящей “пятёрки” в районе Рокзоу с первопрохождениями 3-х “троек-А” и 3-х “двоек-Б” я перешёл к руководству длиннющей “тройкой” в Рушанском хребте. В тот год я провёл под рюкзаком 41 день, истоптав, в общей сложности, около 400 км. И надо заметить, что от этого года у меня остались самые приятные впечатления. Воистину лучший год!

Что касается группы, то настоящей репетицией Памирского марафона оказался 234-х километровый 27-дневный поход 1997 года. Линейный маршрут вдоль Заалайского хребта начинался у самого западного пятитысячника и завершался у пика Ленина в центре этой горной системы. Кульминацией похода стало восхождение на пик Ленина на 26-й день пути.

На пике Революции (1999)

Опыт руководителя помог определиться с формулировкой главного принципа Памирского марафона, а опыт группы позволил его реализовать. Этот принцип гласит: прохождение подобного маршрута необходимо превратить в “обыденную жизнь” в горах. Следует исключить или хотя бы свести к минимуму любые “преодоления”, напряжения или надрывы. Каждое напряжение оставляет последствия, которые склонны накапливаться. Чтобы жить на большой высоте “обыденной жизнью” надо иметь определенный запас физических сил, отменное здоровье, но главное – привычку и опыт. Тогда дежурства не раздражают, а проходят легко и быстро. Непогода и холод не портят настроения. Путешественнику всегда тепло и сухо, а вечерняя усталость переводится в разряд приятной усталости после лыжной прогулки.

Некоторые удивляются, что Памирский марафон пройден без днёвок. Но зачем же нужны днёвки, если мы живём обыденной жизнью в горах? Они нужны только для ремонта снаряжения или для стирки, но для этого достаточно и полуднёвки. Дневки в качестве отдыха бессмысленны и даже вредны. Они слишком сильно “вышибают из колеи” и очень часто приводят к заболеваниям. Я исключил днёвки из всех своих походов уже с 1994г. Единственная днёвка в Памирском марафоне, которую мы хотели и к которой мы действительно стремились, планировалась на заливных лугах Джайляукумсая. Но и она не состоялась по причине обильного снегопада. Обнаружив в пятницу 13-го августа 25-ти сантиметровый слой снега на траве, мы поспешили к Беляндкиику, чтобы переправиться через него по малой воде. По той же причине мы поспешили и к Зулумарту. А потом уже было не до днёвки.

Непрерывное передвижение с применением принципа обыденной жизни в горах вовсе не означает расслабленного стиля горохождения. Наоборот, на этом пути можно достигнуть колоссальной мощности. В Памирском марафоне мы естественным образом, без специальных усилий достигли немыслимой для меня образца 1996г. скорости передвижения. Здесь я подхожу к какой-то тайне, потому что до конца не уверен, что всё это проистекает из некоторых принципов, и, следовательно, это можно повторить. Чтобы убедиться в ненормальности происходившего, достаточно обратиться к графику дневных переходов.

Мои Учителя

Лев Лебедев, выпускник МАИ, чемпион СССР, МС по альпинизму

Гена Лысенко, мастер спорта по горному туризму

18-й день – перевал МВТУ, подъём на 1200 метров, это не мало. 19-й и 20-й – подъем к подножию перевала Омара-Хайяма. Это круто, ведь раньше мы за два дня доходили только до Язгулемского перевала. 21-й – переход через перевалы Омара-Хайяма и Юбилейный с набором около 900м и с первым выходом выше 6000м., пора уже устать! 22-й - подъём с ледника Грумм-Гржимайло на перевал Революции. В 1990г. этот участок мы прошли тоже за день, но на спуске! 23-й – восхождение на вершину.

Также и в конце похода. 34-й день – переход от Северного Зулумарта до ледника Дзержинского, 14 км, множество подъёмов и спусков, трудный переход через язык ледника, установка лагеря в девятом часу вечера. 35-й – подъём на плато 4900 выше главного ледопада. 36-й – подъём на перевал Раздельный (6088) с набором 1200м. Переждали грозу, на перевал поднялись только в девять часов вечера. 37-й – восхождение на пик Ленина!

Никакого особенного насилия над собой не было. Это была действительно обыденная жизнь в горах. Конечно, мы уставали. Иногда, даже очень, например, в день восхождения на пик Революции. Но никогда наша усталость не превращалась в разбитое состояние на следующий день. Склонные к самоанализу участники стали замечать, что постепенно мы перестаём быть людьми. Лично я начинал ощущать себя волком. Вместе с человеческими слабостями мы лишились и нечто человеческого в своем сознании. Кроме того, мы совсем перестали болеть. За весь поход мы не израсходовали ни одной таблетки (только в самом конце похода двое участников пили от живота после сырой воды из козлиного озера). Мы превратились в весьма совершенных горных животных – хозяев пространства.

Рассказ о непрерывном хождении станет неполным, если я не упомяну о технике варьирования походного ритма. Мой Учитель, мастер спорта Геннадий Лысенко последние свои маршруты предпочитал проходить участником, свалив на меня всю тяжесть по организации похода и управлению группой. После кавказской “тройки” 1986 года он как-то сказал: “с тобою приятно ходить, после напряжённого дня ты даешь слабину, а потом потихонечку снова вводишь в спортивный темп”. Признаюсь, что эта удача проистекала из примитивного следования моим собственным физиологическим потребностям. Каждый начинающий руководитель потихонечку пользуется возможностью подстроить график группы под свой биоритм. И это нормально, ведь должен руководитель хоть как-то компенсировать свои связанные с руководством дополнительные нагрузки. В том старом походе мои потребности удачно совпали с потребностями маэстро. Но этого могло и не быть. Поэтому опытный руководитель всегда следует биоритму группы. И особенно круто, если этот биоритм удаётся планировать! Пользуясь точными формулами по оценке чистого ходового времени, я стремлюсь к планированию серий из дневных переходов. Движение по маршруту становится непрерывным и по интенсивности волнообразным, как колебания на фоне постоянного тока. Кульминация на пике Революции готовилась за неделю до этого несколько расслабленным движением по долине реки Дустироз. А после кульминации следовала реабилитация на берегах Танымаса и т.д.

Для спонсора связи пришлось поработать

А теперь о питании. В заалайском походе 1997г при подъёме на перевал Прижимный (4500,1Б) мы испытали состояние бессилия, когда ноги буквально отказывались идти. Этот 22-й день пути был самым тяжёлым за весь поход. Ещё более мучительное состояние я испытал в памирской “пятёрке” 1992г. Мы относили заброску к устью Раштдары. Завхоз ошибся с перекусом, весь день мы отработали практически без еды. В 18 часов мы начали 300-метровый подъём по простому травянистому склону к палаткам на поляне Немыцкого. Мы шли налегке, без рюкзаков, и, тем не менее, к палаткам поднялись только в 20 часов. Этот подъём я буду помнить всю жизнь. Каждый шаг требовал усилия воли. Когда я, наконец, поднялся к палаткам и выпил чаю, меня тут же вырвало. По рассказам Анатолия Джулия все последние дни в его 35-дневном походе по Памиру 1990г группа была не в состоянии нормально идти на подъём.

Помня всё это, я очень боялся именно такого финала Памирского марафона. Не мудрствуя лукаво, мы решили искать причину описанных состояний в обычном истощении. Отсюда вывод: последнюю 11-дневную линейную часть маршрута следует идти на 900-граммовой раскладке с повышенным содержанием белков. Мы увеличили расход мяса с 60 до 80г на человека в день и ежедневно добавляли в суп от 20 до 30г соевых кубиков.

Быть может, именно благодаря правильному питанию и удачно подобранному витаминно-солевому комплексу, состояние у нас в конце похода было далеко не катастрофическое. Когда мы поднимались по леднику Дзержинского, погода была неустойчивой, во второй половине дня шли грозы. Я хорошо помню, как мы морально готовились провести на перевале Раздельном (6088) три дня в ожидании момента, удобного для восхождения на пик Ленина. Это не тот случай, когда группа, обрадованная возможностью сослаться на непогоду, спешит вниз, чтобы поскорее завершить свой маршрут. Конечно, истощение и усталость были на лицо. Лично я похудел в походе на 17 килограммов. Но не надо забывать, что при росте в 175 см я выхожу на маршрут с весом в 95 кг! И никакие предпоходные бега мне не помогают похудеть. Поэтому это не катастрофическое, а, наоборот, даже очень полезное похудание!

Облака над Алайской долиной

Усталость в конце похода проявлялась весьма своеобразно. Если попытаться выразить наше состояние словами, то мы очень устали “быть”. Но на мощности это не сказывалось. К концу похода нам ничего не стоило после сытного обеда за один 50-ти минутный переход под рюкзаками набрать по высоте более 400 метров. Спустя два часа ноги становились “ватными”. Стоило чего-нибудь съесть, и силы возвращались вновь. В результате, мы ели по пять или шесть раз в сутки.

К концу похода мы прогнозировали у себя значительный иммунодефицит и нарушение микрофлоры кишечника. Поэтому в Оше мы были морально готовы заболеть. К нашему удивлению этого ни с кем не случилось. Возможно, это объясняется тем, что мы мало ели, в основном налегая на водочку, которая, практически не “действовала” на равнине. Вот такой постмарафонский синдром! Тяжелые процессы реакклиматизации начались только в Москве. Один из участников на неделю загремел с отравлением в инфекционную больницу. Другой жаловался, что дважды отдыхал на лавочке, преодолевая “трудный” подъем по пути на работу. Однако это была, опять же, обычная реакклиматизация. Сейчас я её легко переношу, но как же трудно было после первых памирских “пятёрок”! Поэтому ничего удивительного в Москве с нами не происходило. Бывало и хуже.

01.02.2000

17. Дорога в Китай

"Китайская" команда 2000 - О.Чхетиани, И.Геров, П.Рыкалов, А.Лебедев, Д.Хонг, Б.Малахов

Свершилось первое со времён Пржевальского автономное путешествие россиян в горах Китая. Это путешествие было организовано и совершено горными туристами из Спортклуба МАИ. Автономное – это значит без сопровождения китайских товарищей, теперь такое возможно. Пройдено 250 километров, преодолено “в слепую” только по карте без описаний и фотографий 7 перевалов, совершен первый переход с рюкзаками (траверс) через вершину Кызылсель 6525, первое восхождение на точку 6982 (пусть она станет теперь пиком 70-летия МАИ), а также на непокорённую восточную вершину Яманджара (7100). Путешествие длилось чуть более месяца.

Второго августа к полудню после длительного переезда из Бишкека мы оказались у арки на границе СНГ и Китая. Нас пятеро: Петр Рыкалов, Борис Малахов, Илья Геров, Антон Чхетиани и я. Мы отпустили нашего водителя и расположились на обочине на перекус. Приедет ли наш китаец, беспокоился я. Последняя связь с гидом состоялась три недели назад, тогда же было оговорено точное время нашего прибытия на границу. На всякий случай осмотрелся, поискал места для палаток. Рядом чистый ручей, впереди фотографировалась китайская семья – родственники или друзья офицера с той стороны, сзади прогуливался киргизский пограничник. Интересно, что он скажет, когда мы начнём располагаться на ночлег? Через два часа к арке подкатила машина, дверца её отворилась, и появился Джан Хонг или Саша (так звали его по роли на уроках русского языка).

Дорога, петляя среди травянистых склонов, привела к заставе. На одном из холмов огромными выложенными из камней иероглифами написано “Я люблю нашу родину”. На заставе обед. Пока мы ожидали досмотра, соседний дом, вокруг которого интенсивно работало около тридцати солдат, подрос на пол метра. Все солдаты на стройке и на границе были обуты в кеды защитной окраски.

За заставой мы очутились в ущелье с обрывистыми жёлтыми и зеленовато-серыми скальными стенами. На склонах много усыпанной красными ягодами эфедры, похоже, что в этом году особенно большой урожай. “Вот эфедрин, а вот и марихуана” - просвещаю я нашего гида, показывая на коноплю. За таможенным терминалом, что в 120 км. от границы, ущелье заканчивается цепью нависающих над рекой глиняных обрывов. Шоссе выходит на равнину и по бесконечной аллее из пирамидальных тополей приводит в Кашгар.

Кашгар, старый город

Кашгар – воистину среднеазиатский город. Наверное, 70% его жителей составляют уйгуры. По сравнению с узбеками, они имеют более европейские черты лица. В центре города – самая большая в Китае мечеть. От проспекта к ней ведёт узкая улочка с множеством лавок. Что здесь только не продают! Стучат молотки – это мастера чеканят узоры на медной посуде, рядом мясная лавка, чуть далее – производство деревянных тазиков, а затем лавка с ажурной посудой из Пакистана. Лица некоторых пожилых женщин закрыты коричневыми платками. Выглядит это слегка жутковато, сразу вспоминается один из сюрреалистических символов Магритта.

Магистрали в городе очень просторны. Тем не менее, на улицах тесно и суетливо. Движение беспорядочно, всюду велосипедисты и перебегающие улицу пешеходы. Дорожная полиция как будто отсутствует. За всё время пребывания в Китае мы встретили лишь одного инспектора. “И, несмотря на весь этот бедлам, у них нет никаких происшествий!” - удивляется Илья. Не успел он это сказать, как автобус наехал на мотоциклистку и даже не остановился. Прохожие кое-как отряхнули пострадавшую, посадили на мотоцикл, и она поехала дальше. Кстати, в Кашгаре очень много женщин – водителей машин и мотоциклов. Каждый третий таксист – женщина. И это удивительно для мусульманского города.

Кашгар с его 250 тыс. населением это “Урюпинск” по китайским масштабам. И, несмотря на это, здесь имеется весьма оживлённая ночная жизнь, в банках меняют дорожные чеки Visa, в центре находится кафе-интернет. Похоже, что Китай значительно обогнал Россию в плане интеграций, глобализаций и прочих “заций”. И всё это сочетается с огромным памятником Маоцзедуну на главной площади и с многочисленными ликами китайских вождей и основателей марксизма на уличных плакатах. В городе имеется несколько 4-х и 5-звёздночных отелей. Немалую роль в формировании облика города играют туристы. Каждый год Кашгар посещают около 20 тыс. иностранных и 100 тыс. внутренних туристов – “новых китайцев” из богатых южных провинций. Для них Синьцзянь как для русских Магаданский край – экзотика! Зимою здесь 20-ти градусные морозы, в Синцзяне “все едят много мяса и у каждого к поясу пристёгнут нож”. “Ты любишь Синьцзянь?” – спрашиваю я у Джан Хонга. “Очень!”

Рене Магритт, "Любовники"

Вечером – гастрономическая экскурсия. Мы все считаем себя большими знатоками Средней Азии и “мусульманской кухней” нас не удивишь. Поэтому мы расположились за столиком прямо на тротуаре рядом с китайским рестораном. Нам выдали палочки, испытание началось! В этот вечер нам предложили не самую сложную задачку. На её решение ушло два часа. Особенно запомнился переход от 13-го блюда к 14-му. Обвал на дороге заставил нас задержаться в Кашгаре на один день. Вечером в китайском ресторане перед нами выставили “трудняк”. Скользкие крахмальные стерженьки с острым соусом, которые разламывались и никак не желали застревать между палочками, это ещё пол беды. Настоящая беда – прозрачные шарики, которые упруго выпрыгивали при каждой попытке их освоения и соскакивали со стола. Самое интересное, что эти шарики оказались особым способом приготовленными куриными яйцами. На следующее утро Джан Хонг совсем нас расстроил: “Дорога сильно размыта, ремонт займёт около шести дней”. Это конец нашим планам. “Ждать невозможно, надо ехать и решать проблему на месте”, - предложил я. Так и поступили.

Мы мчались по стратегическому Каракорумскому шоссе на юг сначала среди рисовых полей, а затем по пустынным предгорьям. Утро было ясным, видимость изумительной, и наши взоры были прикованы к цепи из огромных ледяных вершин, как будто повисших в небе над дымкой долины. “Вон Конгуртюбетаг, а вот и Большой Конгур”, - воскликнули мы. Джан Хонг только подивился нашему умению привязываться к карте. Местность становилась холмистой, пойма реки сужалась, её берега становились всё выше и круче. Несколько раз ухоженный асфальт прерывался грунтовой дорогой (хорошо поработали сели). Наконец, за очередным поворотом мы увидели большое скопление машин и людей. Обвал. Большая удача для местных жителей. Высоко над обрывом сновали носильщики, перетаскивая дорожные грузы. Нас сразу окружили два десятка уйгуров. Наш водитель (тоже уйгур) еле сдерживал самых ретивых, которые сразу принялись приподнимать рюкзаки, оценивая их вес. Вскоре вернулся Джан Хонг, он легко нашел машину выше обвала. Носильщикам поручили сахарные мешки с продуктами на вторую половину похода, а сами взвалили на плечи 40-киллограммовые рюкзаки и по крутой тропинке быстро взгромоздились на 50-метровый обрыв. “Это вам не англичане, на нас много не заработаешь!”

Каракорумское шоссе, Ойтаг

За пунктом паспортного контроля мы оказались в скалистом ущелье реки Гёз среди грандиозных вершин. Дорога шла на высоте 2700м, а ледяные пики вздымались над нею до высоты 7200-7600м. Четыре с половиной километра перепада! Такое мы видели и ощущали впервые. Вечером мы прибыли к началу маршрута на пастбище за озером Каракёль.

Снова ясное утро. Мы проснулись в широченной долине у подножия Музтагаты (7546). Илья провел камерой вдоль обрамляющей долину горной цепи: “Вот он, край семитысячников! Кокодаг (7210), Конгуртюбе (7595), Яманджар (7229). Вон там, за узловым Конгуром (7245) скромно выглядывает скальная башня Большого Конгура (7719), правее пики Коксель (6715) и Кызылсель (6525), кстати, через него нам предстоит перелезть, а вот и Музтагата”. Великая вершина, огромная, без предгорий, растущая прямо из травы, она закрывала пол неба. В лучах утреннего солнца она была спокойна и величава.

Вскоре подошли наши верблюды. Их было трое: папа, мама и сынок. Сыночек долго сопротивлялся, падал на колени, орал, однако погонщик его победил и навьючил на малолетку пару мешков. Возбужденные началом похода участники экспедиции что есть мочи дунули вперёд и очень скоро обогнали свой караван. С верблюдами остались только погонщик, Саша и я. Тропы ветвились, по ним уже прогнали стада, следы вибрам разглядеть практически невозможно. Погонщик путался в пути. Мы забирались всё выше и выше и отклонялись вправо от магистрального направления. Наконец я не выдержал: “Саша, скажи погонщику, что нам следует идти вдоль реки”. Завязался разговор, в котором участвовали наш гид, погонщик и старик на осле. Выяснилось, что киргизы предлагают нам переночевать в юртах, а на утро с ослами пойти дальше. Так вот оно что, нас разводят на деньги! В юртах ребята нас не найдут, поэтому предлагаемый вариант просто невозможен. “Надо идти вниз к реке”, - сказал я. “Верблюды устали и хотят пить, а к реке спуска нет”, - ответили киргизы. Мы, всё же, слегка приспустились. Затем верблюдов развьючили. На склоне в трёхстах метрах над рекой остались только Саша, я и 250 кг экспедиционного груза!

Верблюжонок в горах

Неужели мы до ночи будем таскать эти мешки? - подумал я. Вскоре из-за бугра высунулась голова, затем другая. Это “местные” догадались, что здесь можно подзаработать. Наше положение безнадёжно, поэтому торг был коротким. Через час мы отпустили носильщиков и установили лагерь в пойме реки. Палатки и спальные мешки, продукты и бензин – всё было при нас. Я попытался успокоить Джан Хонга, сказал, что знаю психологию ребят: они впереди, и как только стемнеет, они вернуться. Затем я приготовил еду и развёл спирт. После ужина мы улеглись в наш коллективный спальный мешок. Хорошо было с нами Саше, не то, что с немцами. С немецкой группой он роет туалеты в горах каждый день. Ребята пришли, когда уже загорелись звёзды.

На следующее утро Саша так спешил на автобус в Кашгар, что забыл портмоне с загранпаспортом и пятью сотнями долларов. Он распрощался с нами, чтобы встретиться только после похода. Как он будет встречать немецкую, а потом пакистанскую группы? Проблему паспорта необходимо решить. Вдогонку за Сашей выбежал Борис. Двухчасовой бег на высоте 3800м и никаких результатов. Затем были расспросы у ничего не понимающих киргизов в деревне и долгий путь обессиленного организма обратно в лагерь.

Саша

На следующее утро Илья и Пётр ушли вверх по долине, чтобы организовать склад продуктов для второй половины похода. Борис и Антон отправились вниз на шоссе, чтобы передать паспорт Сашиному компаньону на озере Каракёль, а я остался один сторожить лагерь. Моё одиночество скрасили трое киргизов. “Махрес бар?” - спросил я. “Бар, бар”. Хороша местная махорка! Затем познакомились, поговорили о ценах в Москве и о животном мире. Аю (медведь) бар на леднике Коксель. Джильбарс тоже на леднике Коксель, а вот киики (козлы) и архары (бараны) имеются повсюду. Волков нет. “Киик чики-чик?” - спросил я и показал, как прицеливается и стреляет охотник. “Йок, йок”, - засмеялся Худайран и заломил руки за спину. Охота в этом районе запрещена.

Вечером вся группа собралась в лагере. Из веточек сухого кустарника развели последний костёр. Подъезды закончились, завтра мы уходим в поход. Теперь уже нас ничто не остановит. Впереди только горы, и это наша стихия. Всё пойдёт по плану - переправы через бурные реки и леденящие душу ледовые разломы, мрачные заросшие мхом и ежевикой каньоны и ледяные отвесные стены, облепиховые заросли и ночёвки на высоте от 6500 до 7000м. Но об этом как-нибудь в другой раз.

04.10.2000

18. Приходите в горы с любовью

О чём только не поговоришь с друзьями в сорокадневном походе. Однажды на привале мы начали выяснять, кто из нас верит в Бога и по какай системе. Кто-то назвал себя атеистом, кто-то православным христианином, а Слава Львов неожиданно объявил:

- А я язычник.

- И в чем же это выражается?

- Ну, так…, в походе я верю в разные приметы.

И обратившись ко мне, вдруг заявил:

- А ты ведь тоже язычник!

- Да нет, я атеист.

- Какой же ты атеист, когда постоянно колдуешь?

В городе Ош после похода. Слава Львов только что облегчился!

Возразить было трудно, хотя сначала я с ним был абсолютно не согласен. Теперь я думаю иначе. В горах особенно ясно понимаешь эфемерность наделённых сознанием и духом водянисто-белковых кусочков материи, именующих себя людьми. Их атеизм прогибается под воздействием величественных ландшафтов и грозных природных сил. Да что там атеисты, даже представители уважаемых конфессий в горах грешат язычеством. Свидетельство тому – многочисленные украшенные рогами мазары, разбросанные по территории проживания киргизов и горных таджиков (мусульман-суннитов), а также бадахшанцев (мусульман–исмаилитов). В этих святых местах горцы поклоняются горным духам.

- Мы раньше считали, что Мабуту мужчина, а сейчас выясняется, что это женщина. Стоило, мне и Толику умыться, почистить зубы и подмыть ниже пояса, как погода улучшилась! - это первое, что я услышал от участников Кичикалайской “четвёрки”, повстречав их в Оше.

Слово Мабуту весьма частый гость в речи горных туристов. Так они называют горного Бога. Шутки – шутками, а по существу они его боятся и уважают. Интересно, глобален ли он, или привязан к конкретной горной системе? Я думаю, что большинство туристов склоняется ко второй точке зрения. Над диким пространством Центрального Памира от Бартанга на юге до ледника Бивуачного на севере властвует Поймазарский Дух. Я ощущаю его влияние даже на Сауксае около пика Ленина. По словам одного пастуха он не злой: склонен попугать, наказать, но не доводить до трагического финала. В подтверждение этого, горец поведал такую историю. Один из бадахшанских водителей как-то заехал в Поймазар, чтобы впервые посмотреть на святое место, и разочарованно отозвался о нём, дескать, мазар прост и неинтересен по сравнению с другими мазарами. На обратной дороге на абсолютно простом месте грузовик потерял управление, съехал с дороги и перевернулся. Водитель отделался только лёгкими ушибами.

Ещё язычник - Антон Чхетиани

Шура Гальченков

Другой случай. Однажды я руководил “пятёркой” в районе Рокзоу недалеко от Поймазара. Психологический климат в группе был не лучший. Один из участников постоянно отставал, хныкал, жаловался то на сердечные боли, то на “неправильный” подход к дежурству, короче говоря, всё ему было не так. Его друг по клубу, замечательный турист, в тот год занял позицию “няньки” и психологически поддерживал товарища. У них это был первый памирский поход. Конечно, никаких сердечных болей не было, памирский поход с больным сердцем не пройдешь. Скорее всего, это была межрёберная невралгия или ещё что-нибудь в этом роде. Однажды, начиная подъём по курумнику, я обратился к Гальченкову: - “Ну что, Шура, может впендюрим так, чтобы сердце заболело!” Ну и впендюрили, набрав без перекура за полтора часа 600м. Встали на обед, а сами ждём, злорадно предвкушая, какую ругань мы услышим через пол часа. Думаю, что с таким поведением, группа сильно раздосадовала Поймазарского Духа, и он решил нас наказать.

Как-то подходим к очередному первопроходу. После обеда жарища, снег кислый, идется очень тяжело. Для разбивки лагеря сворачиваю к центру ледника, на возвышение и подальше от ледосбросов. А с последнего “вагона” опять нытьё доносится: - “Давай вставать, ну, сколько ещё можно?”. Я молча иду, скреплю зубами, сил отвечать нет. Наконец, бросил рюкзак. И в тот же момент весь “поезд” остановился. И получилось так, что последний вагон оказался к склону поближе. Отдохнули, сходили провесили две верёвки перил по крутому льду и после ужина улеглись спать.

В 23 ч. 30мин. проснулся от крика: “Ребят засыпало! Пошли копать!”. Потом Шура поведал: “Грохот такой был! Ну, думаю, всё: спасаться бессмысленно, взял и забился в спальник поглубже”. Кричим: - “Ребята, как вы?”. “Нормально!” Да ни черта не нормально: сдавленно, глухо они ответили, из-под снега, наверное. Схватили лопату, из палатки выскочили. Темно уже, звёзды пылают. “Где мой ледоруб?” - воскликнул Шура и к полиэтиленовому конусу у палатки бросился, надеялся ледоруб под клеёнкой найти. Хвать, за неё, а это вовсе не полиэтилен, это ледяную метровую глыбу к палатке приволокло! Откопали ребят, огляделись. Семиметровая стена из снега и льда почти вплотную подошла к нашей палатке, а другую на четыре метра сдвинула и наполовину засыпала.

Склон перевала до схода лавины

Утренние раскопки

Слева от палатки огромный кусок льда

Утром проснулся, вверх посмотрел: ошибочка вышла. Выбирая место для лагеря, я на снежные выносы и на ледовые обломки ориентировался, а то, что 100-метровый ледовый блок отвалится и в силу своей инерции по своему особому пути пойдёт, этого я никак представить не мог. Маршрут на перевал, однако, выбрали хорошо: висят наши веревки целыми и невредимыми. Вниз посмотрел – под ногами беда... Все миски и чашки льдышками с мест посшибало, снегом засыпало, “клаву” перевернуло. Взялись за раскопки. Через полчаса всё нашли и даже грузик от автоклавной крышки! Только единственную банку сгущёнки никак найти не могли, любит Мабуту сладкое. “Хватит искать”, говорю, “давай ему эту банку оставим”. Собрались, позавтракали, и кинули на перевал 11 “хвостов” – “тройкой-А” перевал оказался. С этого дня пошло у нас в походе всё гладко и дружно.

Так вот, Поймазарскому Духу нравится, чтобы в горы люди приходили с любовью, в гармонии друг с другом и природой. Это надо учитывать при формировании группы. А ещё очень важно руководителю настроиться на волну и чувствовать горного духа, его желания и предостережения. “Вам отчаянно повезло с погодой”, - услышал я от Юрия Владимировича Гранильщикова после “Заалайского похода” 1997г. “Вам отчаянно везло”, - говорили все после “Памирского марафона” 1999г. Не слишком ли часто везёт, не управляем ли мы нашим везением? А вдруг погода, лавины и всё, что с нами происходит, отчасти зависит от нашего сознания, настроения и чувств, с которыми мы приходим в горы?

“Мабуту? Да пошёл он на …! Я в него больше не верю!” – гневно воскликнул Малахов, после руководства Кичикалайской “тройкой” в сложных погодных условиях. “Что ты, что ты! Мы запрещаем тебе так говорить и, даже, так думать. Ты что, Борис, беды хочешь?” – воскликнули я и Отто (вот видите, и Чхетиани тоже язычник). “Сейчас мы и горы это единый организм, ты даже не представляешь, насколько мы сильно влияем на процессы казалось бы мёртвой природы!” Этот разговор приключился в Китае в Кашгарских горах. Кстати, с Кашгарскими духами я так и не нашёл общего языка. Конечно, мы уважали их и даже повязали кусочки стропы в мазаре у входа в каньон Тересаздары. И духи подарили нам изумительную погоду на траверсе Кызылселя (6525). Однако памирского взаимопонимания у нас с ними не было. Оно неизбежно придёт, надо только чаще туда ездить.

Настраиваясь на общение с горными духами, вы обретаете способность “Видеть”. Это широкое и трудно объяснимое качество, которое включает в себя умение предсказывать события. Наш 27-дневный “Заалайский поход” проходил с любовью. Лишь однажды за перевалом Прижимный кто-то повысил голос. Поход завершился переездом на тракторе. Медленно громыхал он по дороге из Ачикташа в Кашкасу. Сгущался вечер. Золотистый пик Ленина становился розовым, лиловым, затем тёмно-серым. Краски тухли. Было горько… Только поздно ночью мы попали на алайский тракт. Прямо на обочине улеглись на клеёнке и уставились в звёзды. Мы были не на Земле, мы были в космосе. Неожиданно меня “осенило”, и я произнёс: “Будет вам машина через полтора часа”. И действительно, уже через час мы заметили медленно приближающиеся огни. Подъёхал микроавтобус, типа скорой помощи, мы сели в него и уехали в Ош.

Тот самый скальный мешок

Не убедительно? Тогда послушайте другую историю, свидетелем которой является Лена Соловьёва. В 1982г. я, моя жена Вика и её подруга были в Крыму. Стояли около Ласпи вместе с альпинистами из МАИ. Утром в день соревнований, в которых я собирался участвовать, Вика поведала мене страшный сон. “…По пустынному двору ветер гоняет клочья газет. Я стою на балконе и вижу женщину со всклокоченными волосами. Её фигура и взгляд выражают ужас. Я пытаюсь проследить за её взглядом и вижу, как, напротив, из открытого окна выбрасывают шкаф без задней стенки. А в шкафу два скрюченных человечка…”. “Поехали лучше в Ялту, погуляем”, - предложила Вика. Вечером, когда вернулись из Ялты в лагерь, мы узнали ужасную новость: на скалах погибели два студента МАИ.

В 1993г. мы стояли в диком скальном котле на берегу озера к северо-западу от Чаткальской Ушбы. Место очень красивое, но с тяжёлой аурой. Ночью Вике приснился сон: “…В лагерь пришли “местные”. Они тихо переговорили с тобою, и ты ушел. Тебя не было очень долго, как будто несколько дней. Мы очень переживали. Наконец, я увидела тебя в сопровождении киргизов. Ты ковылял, словно поражённый полиэмилитом, а к твоему бедру была привязана небольшая бутылка. Там в мутной зеленоватой жидкости болталась кость…”. Можете представить моё состояние? О каком первопрохождении могла идти теперь речь? Решили стартовать на следующий день по более простому запасному варианту. Да не тут то было! Участники начали болеть. Один за другим: Лёня Дианов и я, Нина Заливако и Шура. В течение двух дней температура доходила до сорока. Затем наступало выздоровление, однако ещё долго болела печень.

Неизведанные силы скрыты в горах. Быть может, в них сильнее обнажается биополе планеты? Таят они опасность для ослеплённых алчностью и ссорами людей. Озлобленным туристам они шлют лавины, а участникам малых войн – землетрясения.

22.10.2000

 .

Оглавление

Назад

Вперёд

 .

Экстремальный портал VVV.RU